Guest
Политические процессы в России и в мире становятся все более закрытыми. Наблюдающий за ними видит только то, что лежит на поверхности, но не понимает сути происходящих событий. Между тем, чем сложнее ситуация в стране и в мире, тем выше запрос на понимание непрозрачных политических игр. В новом выпуске передачи «Предназначение» Сергей Кургинян предлагает вернуться к обсуждению бунта Пригожина, но взглянуть на случившееся под нетипичным для современных дискуссий углом зрения. Появление конспирологов знаменует собой два процесса: первый — это рост «подковерности» политики, и второй — потребность общества понять, что происходит «под ковром». Чтобы действительно разобраться с происходящим, не впадая при этом в патологизм конспирологов, нужно собрать думающих людей в коллектив, вооружить их методологией, приучить их к тому, что закрытость все-таки нужна и что нужно собирать какие-то базы данных, пусть и по открытой информации. Кургинян подчеркивает, что результатом этих его размышлений стало создание Экспериментального творческого центра (ЭТЦ). В основе занятий аналитикой лежит несколько методов: исторический метод, когда ты нечто видишь и понимаешь как тренд; психологический анализ, когда ты «считываешь» человека и понимаешь, с чем имеешь дело; скрупулезное накапливание открытых баз данных, тщательная проверка информации и т. д. Поставив эти методы в основу деятельности ЭТЦ, он за 35 лет аналитической работы научился понимать происходящее. Анализируя психологическое состояние Пригожина по записанным им обращениям, политолог отмечает, что Пригожин был крайне встревожен чем-то, но отнюдь не тем, о чем он говорил в выступлениях. Гипотеза Кургиняна в том, что тревога Пригожина перед началом мятежа была связана с тем, что у него появились основания опасаться своей физической ликвидации. Но Пригожин не просто встревожился, он дестабилизировался. И, будучи человеком возбудимым и достаточно неустойчивым, решил пойти ва-банк. Расчет Пригожина оказался абсолютно точен. В результате произошедшего он получил определенные гарантии безопасности и создал ситуацию, в которой власти выгодно его оберегать. Кургинян полагает, что другие основания, такие как ситуация на фронте, мнение Запада, политическая стабильность, были для Пригожина глубоко вторичны в момент начала мятежа. ЧВК «Вагнер» — крупная закрытая военная структура, по отношению к которой Пригожин выступает в двух ролях: «кошелька» и канала коммуникации. К Пригожину могут относиться почтительно, но для людей кшатрийского типа он чужой. Пригожин — талантливый организатор, он живой и азартный человек, не дурак. Он способен чего-то хотеть. Но его попытки представить себя как антиолигархический элемент комичны, потому что он плоть от плоти российской олигархии. Он все равно чужой для той общности людей, которые сформировали ЧВК «Вагнер». Предлагается осмыслить, как формировалась та система, на антагонизме с которой возник ЧВК «Вагнер». По словам Кургиняна, оказавшись у власти, Путин не собирался заводить опричнину и «перебирать людишек». Если он кого-то изымал, то делал это филигранно. Он не уничтожал «субстрат», доставшийся ему от Ельцина, а вводил в рамки, упорядочивал его под вхождение России в западный мир. Поскольку этот субстрат создал регресс, уничтожив советский потенциал, то Путин занимался по сути стабилизацией регресса. Это дало возможность стране выстоять и отсрочить катастрофу, но никакого прорыва из регресса Путин осуществить не мог. Глава государства создал «систему», нацеленную на вхождение в Запад. Она не способна решать цели, которые не являются «вхожденческими». Чем была проводимая много лет «оптимизация»? Это уничтожение потенциалов существования страны независимых от Запада, пристёгивание государства к Западу. В системе — с членами семей и так далее — не меньше десяти миллионов человек. Она в пять-семь раз превышает по численности советскую, а по хищности несравнима с нею. Эта система с ее откатами и прочим диктует свои нормы жизни. Она занималась наращиванием зависимости России от Запада. Органически этому в наибольшей степени сопротивлялась армия, потому что она была наиболее советизирована. В тот момент, когда началась СВО, а в общем-то, и раньше, стало ясно, что система находится в сложных отношениях с главой государства. Функциональность системы оказалась под вопросом с момента, когда Путин произнес Мюнхенскую речь. Кургинян утверждает, что Путин не очень хорошо относился к системе, и потому ему всегда хотелось иметь альтернативную, или параллельную, систему. Попытки ее создать предпринимались и на определенном этапе существования «Единой России», и позже. Но Путин понимал, что, как только возникает конфронтация между системой и ее альтернативой, он уже не может управлять системой. При этом система не может мобилизовывать общество и особенно его патриотическую часть, она может лишь управлять лояльностью. Как себя система проявила в момент Болотной? Никак. Но особенно наглядно «блеск и нищета» системы проявились во время пригожинского бунта.
