Guest
IV Красавица, которую я позже любил сильней, чем Босуэла — ты, с тобой имела общие черты (шепчу автоматически «о, Боже», их вспоминая) внешние. Мы тоже счастливой не составили четы. Она ушла куда-то в макинтоше. Во избежанье роковой черты, я пересек другую — горизонта, чье лезвие, Мари, острей ножа. Над этой вещью голову держа, не кислорода ради, но азота, бурлящего в раздувшемся зобу, гортань… того… благодарит судьбу. V Число твоих любовников, Мари, превысило собою цифру три, четыре, десять, двадцать, двадцать пять. Нет для короны большего урона, чем с кем-нибудь случайно переспать. (Вот почему обречена корона; республика же может устоять, как некая античная колонна). И с этой точки зренья ни на пядь не сдвинете шотландского барона. Твоим шотландцам было не понять, чем койка отличается от трона. В своем столетье белая ворона, для современников была ты блядь. VI Я вас любил. Любовь еще (возможно, что просто боль) сверлит мои мозги, Все разлетелось к черту, на куски. Я застрелиться пробовал, но сложно с оружием. И далее, виски: в который вдарить? Портила не дрожь, но задумчивость. Черт! все не по-людски! Я Вас любил так сильно, безнадежно, как дай Вам бог другими — но не даст! Он, будучи на многое горазд, не сотворит — по Пармениду — дважды сей жар в груди, ширококостный хруст, чтоб пломбы в пасти плавились от жажды коснуться — «бюст» зачеркиваю — уст! “Париж, нисколько не уступающий ни Петербургу, ни Вене, ни Венеции, ни Риму концентрацией имперских монументов, привлек внимание поэта знаменитым скульптурным ансамблем в Люксембургском саду. По периметру его центральной террасы размещены 20 статуй европейских королев и других выдающихся женщин; среди них поэт выделил шотландскую и по совместительству французскую королеву Марию Стюарт по той простой причине, что она удивительным образом напомнила ему его возлюбленную, многократно обозначенную в посвящениях инициалами М.Б. (Марину Басманову): «Красавица, которую я позже любил сильней, чем Босуэла — ты, с тобой имела общие черты (шепчу автоматически: “О, Боже”, их вспоминая) внешние. Мы тоже счастливой не составили четы» Но биографическая связь Бродского с лирической героиней его сонетного цикла оказалась еще более глубокой и интимной. Посредницей между несчастной королевой и пожизненной страстью поэта к М.Б. стала «великая любовь его юности» Сара Леандер — немецкая актриса, исполнительница главной роли в трофейном фильме «Дорога на эшафот». Этот фильм был дублирован и вышел на советские экраны в 1948 году. К кому же обращается лирический герой сонетного цикла? Внешним образом — к памятнику, а на самом деле, разумеется, к воображаемой им шотландской королеве, но не лично к ней, а через нескольких ее, в пастернаковском смысле, «заместительниц»: кроме статуи в Люксембургском саду — к С.Леандер, вернее, разыгрываемому ей кинообразу, не на шутку впечатлившему восьмилетнего мальчишку, рикошетом — к такой же красавице, его роковой возлюбленной, и, наконец, совсем уже косвенно, по аналогии к другой киноактрисе — К.Хэпбёрн, выступавшей в той же роли и точно так же обнаружившей сходство с бывшей женой Ходасевича Берберовой, которой тот посвятил лирическую миниатюру «Нет, не шотландской королевой…» (30 июня 1937, Париж) и с которой Бродский, кстати сказать, поддерживал теплые дружеские отношения. К этому собирательному многогранному адресату обращены все двадцать сонетов цикла“ ().
