Guest
Изощренный эстет и тонкий гурман Константин Аристократников-Ретроградников знакомит почтеннейшую публику с творческим наследием отца русской графомании - приснопамятного и гомерически знаменитого графа Дмитрия Ивановича Хвостова, превыспреннейшего пииты и заодно свойственника великого генералиссимуса Суворова. ГРАФ ХВОСТОВ Люблю стихи писать и отдавать в печать. Граф Д. И. Хвостов Се он – граф Хвостов, наш пиит именитый, Маститый, а пуще всего – плодовитый, Ко всяким родам стихотворства горазд, И что ни напишет – сейчас же издаст. Но публика (странно!) в правах на величье Со смехом ему отказала – за притчи. Дались же они ей! Ну кто без греха: Дурного порой не подпустит стиха? Ан нет! Собрались «арзамасцы», ребяты – И ну зубоскалить словцом «хвостовато», Решив, что права на бессмертье свои Имеет он... в качестве галиматьи! Нет в дерзких юнцах ни понятья, ни чувства! Им ведомо ль, что есть служенье искусству? Ведь кто б еще так, как усердный Хвостов, Стихами со всяким делиться готов, Читать их в гостиной, в саду, в кабинете, В театре, на бале – да прямо в карете: Знакомцу предложит порой подвезти (Чтоб кстати попотчевать чтеньем в пути). Сам кучеру крикнет: «Ступай-ка потише!» И, дверцу захлопнув, подсядет поближе К попутчику, важно раскроет тетрадь, Намерен стихи всю дорогу читать. Несчастный приятель кряхтит да потеет, И муку приемлет, однако не смеет Пиита восторженный жар охладить И, дверцу толкнув, на ходу соскочить. Да что! Граф дарил сочиненья, бывало, В разъездах владельцам дворов постоялых. В чуланах пылятся тома его там, Средь старого хлама, в поживу мышам. Но граф не уймется: глядишь, уже снова Собранье новейших творений готово. Ревнитель словесности, он что ни год Печатает книги на собственный счет. Еще не распродан тираж предыдущий, Он скупит его, дабы выпустить лучший И с дарственной надписью личной опять Собратьям-пиитам тома разослать. За что ж ополчаются все на Хвостова? Он людям не только не делал дурного, Но в долгом служенье на поприще Муз Всегда проявлял и ученость, и вкус, Классическим следуя верно заветам. Из новых-то кто б мог сравниться с ним в этом? У них всё безделки, смешки, баловство, Смешна им серьезная лира его. Они образцовых творений не хвалят, Лишь пуще в журнальных суждениях жалят Но, к счастью, оценки пристрастный судéй Оспорены мнением близких людей. За отзыв хвалебный, за доброе слово – Теплом наполняется сердце Хвостова, И он, умилен похвалами, не прочь Поклонникам лиры, чем сможет, помочь: Замолвить вельможам словечко по дружбе, Составить протекцию часом по службе, Деньгами ссудить (благо, сам он богат), А то – переправить прошенье в Сенат. Ах, люди так падки до выгод и денег! Но, чин почитая, творений не ценят. Не выгод, а славы лишь жаждет Хвостов – Высокой награды и жертв, и трудов! Жаль, мало в России умов просвещенных. Лесть, сплетни и карты – вот воздух салонов. А тех, в ком участье к словесности есть, Увы! – обуяли корыстность и спесь. Пииты пошли всё народ не чиновный, Но крепок, однако же, дух в них сословный: Везде превозносят себя и своих, Чужим же поддержки не встретить у них. Повсюду теперь развелось их немало, Они захватили театры, журналы И, свой самозваный устроивши суд, Оценки всему торопливо дают. А что он за суд этой клики столичной? Насмешки, да брань, на нападки на личность. Примета обиженных жизнью людей: Печатный зоил – чем бедней, тем он злей. Семейство, нужда и долги одолели, Вот он и строчит, как писец, всю неделю, Чтоб этой дешевой чернильной стряпней Себе заработать на хлеб трудовой. О, Господи! – граф сокрушенно вздыхает И нравов таких никогда не признает. Причем тут нужда? Ведь, по мненью его, Искусство – само искупленье всего. Жрецам Аполлона вражда не пристала! Ужель им пространства журнального мало, И каждый, кто ищет себе уголок, Позарился те на чужой кошелек? Насколько же древние авторы правы, Когда восклицали: о время! о нравы! Дельцам ли, к наживе направившим прыть, Суметь бескорыстье творца оценить?
