Словосочетание «магический реализм» парадоксально по своему смыслу – ведь реализм предполагает отражение жизни в формах самой жизни, правдивость, отсутствие фантастики, а магия – это нарушение законов действительности, нечто сверхъестественное, чудесное, иррациональное. Казалось бы, реализм и магия – две вещи несовместные. Однако в литературе они прекрасно совмещаются, и художественных произведений, которые можно определить данным термином, с каждым годом становится в мировой литературе все больше. Магический реализм предполагает отражение жизни в ее глубинной сути и показывает мир, в котором чудесное становится частью реальности, а миф, фантастика и проявления иррационального становятся инструментами постижения и изображения действительности. Он описывает мир, в котором люди летают как птицы, мертвые живут среди живых и делятся с ними своим жизненным опытом, а домовые, лешие и колдуны работают в ЖЭКе, играют в филармонии на альте и стоят в очереди на кооперативные квартиры. Корни этого творческого метода уходят в прозу О. де Бальзака («Шагреневая кожа»), Н. В. Гоголя («Нос»), в «фантастический реализм» Ф.М. Достоевского и М. А. Булгакова, в кафкианскую эстетику, в сюрреализм и экспрессионизм. В европейской литературе ХХ века он впервые проявил себя в послевоенной Германии, в которой этим понятием критики обозначали творчество писателей, прибегающих к мифологичности, фантастике, иррациональности для отражения противоречий немецкой действительности после Второй мировой войны (Э. Крёдер, Г.Э. Носсак, Г. Казак и др.). Однако в наиболее знакомом нам контексте понятие «магический реализм» стало употребляться начиная с 1960-х гг. по отношению к литературе стран Латинской Америки (Кубы, Гватемалы, Аргентины, Чили, Перу, Колумбии, Мексики, Венесуэлы и др.). «Латиноамериканскими магами» критики окрестили Хорхе Луиса Борхеса, Габриэля Гарсиа Маркеса, Карлоса Фуэнтоса, Алехо Карпентьера, Мигеля Анхеля Астуриаса, Хулио Кортасара и др. В литературах этих стран трагическая реальность изображается сквозь призму живой фольклорной и мифологической традиции. К магическому реализму нередко прибегают представители «постколониальных» литератур (азиатских, африканских и др.), в которых соединяется наследие западной культуры и живое мифологическое мышление «туземных» народов, – Салман Рушди, Арундати Рой, Мо Янь и др. К эстетике магического реализма в поисках идентичности нередко обращаются представители «этнических» сегментов литературы США – афроамериканцы (Тони Моррисон), индейцы (Лесли Мормон Силко, Наварро Скотт Момадэй, Луиза Эрдрич), чиканос (Сандра Сиснерос, Анна Кастильо). В литературе нашей страны эстетика магического реализма как наследие Гоголя, Булгакова и др. проявляет себя в «Останкинских историях» В. Орлова, в романах «Петровы в гриппе и вокруг него» и «Оккульттрегер» А. Сальникова. Магическим пространством отечественной словесности оказывается Урал в произведениях Ольги Славниковой, Алексея Иванова, Сибирь в романах Александра Григоренко. Магический реализм, как мы видим, многолик и разнообразен, динамичен и гибок, открыт к взаимодействию с разными эстетическими системами, он изменчив, как сама жизнь, и непостижим, как чудо. Если Вы хотите увидеть различные грани магического реализма в произведениях представителей разных национальных литератур, если Вы верите в то, что в нашей обыденной жизни есть место чуду, не пропустите лекцию доцента кафедры русского языка и литературы ЧелГУ Александра Сергеевича Полушкина. Литература к лекции: М. А. Булгаков «Мастер и Маргарита»; Ф. Кафка «Превращение»; Э. Крёйдер «Общество чердака», Х. Э. Носсак «Дело Д’Артеза», Г. Казак «Город за рекой», Г. Грасс «Жестяной барабан», С. Гейм «Агасфер»; П. Вежинов «Барьер», О. Токарчук «Книги Якова», М. Павич «Хазарский словарь», «Пейзаж, нарисованный чаем», «Внутренняя сторона ветра», «Последняя любовь в Константинополе». Плейлист лекций: О проекте «Публичные лекции»: #литература #ЧОУНБ
Hide player controls
Hide resume playing