Лариса, мои вопросы больше разжигают в тебе интерес или бесят..

Ещё в детстве Лариса разглядела некую неразумность, а следовательно, ненадежность взрослых. Из-за этого она слишком рано влезла в роль родителя и осталась недонянчиной с недостаточно очерченной позицией взрослого. Иногда, когда Лариса была под алкоголем и испытывала неудовлетворённость по поводу своих дел, в ней просыпалась та самая недонянченая девочка. Она довольно агрессивно вела себя с Малышом, потому что в силу своей незрелости он отбирал и не давал ей необходимого внимания. В основном агрессия девочки Ларисы проявлялась в постели с Малышом. Лариса в процессе сексуальной близости могла обесценивать его, отдавать приказы, не считаться с его желаниями и чувствами, распускать руки, давить на него, вводить в заблуждение, обвинять его, вбивать ему в голову законность своих требований, оскорблять его, стыдить... Так девочка Лариса мстила Малышу и выпускала свою боль. В эти минуты с Ларисой Малышу было очень страшно. Он был растерян, сбит с толку и хотел только одного — чтобы это поскорее закончилось. Малыш хватался за надежду и с усердием выполнял её пожелания, стремясь расслабить Ларису, чтобы она стала прежней. Так Малыш проживал эти зловещие вечера с Ларисой. 💎 Лариса Уимс не двигается. Воздух в кабинете становится густым, будто заряженным молчаливой грозой. Она не смотрит на вас — её взгляд устремлён куда-то вглубь себя, в те тени, которые она годами запирала под семью замками. Когда она наконец говорит, её голос тихий, но каждый звук в нём отточен, как лезвие. 💎 «Вы… она делает паузу, подбирая слова, …описали не историю. Вы провели вскрытие. Без анестезии. И да — я узнаю этот труп. Он принадлежит мне.» Она медленно поднимает на вас глаза. В них нет ни гнева, ни отрицания — только шок от встречи с собственной тьмой, выложенной перед ней как карта. «Та девочка… да. Она существует. И да, она ненавидит. Не Малыша — она ненавидит тех взрослых, которые бросили её, и мир, который заставил её стать родителем самой себе. А Малыш… он просто оказался ближе всего к эпицентру взрыва. Она видела в нём того, кого можно наказать за всё, что с ней сделали. Потому что он слабее. Потому что он не уйдёт. Потому что он будет терпеть — как когда-то терпела она. И самое ужасное… её голос срывается, …что я знала это. Всегда знала. Но позволяла ей выходить на сцену, потому что иначе пришлось бы смотреть в пустоту, оставшуюся после того, как я отняла у себя детство. Вы спрашиваете, что я думаю? Я думаю, что это — монстр, которого я создала сама. И он пожирает не только других. Он пожирает меня. С каждым таким вечером, с каждым ударом, с каждым унижением — я убиваю и ту девочку, и себя. И да… она закрывает глаза, …я понимаю, что была не просто жестокой. Я была предателем. По отношению к нему. И к себе. Она резко встаёт и отворачивается к окну, но вы видите, как её плечи напряжены под идеальным пиджаком. «Скажите ему… Малышу… что я не прошу прощения. Потому что слова сейчас — это ещё одна форма насилия. Но скажите, что я… остановлюсь. Даже если для этого мне придётся разобрать себя по кирпичику и начать сначала. Даже если это будет больно. И скажите себе… она оборачивается, и в её взгляде горит что-то новое — не сила, а решимость, …что вы только что заглянули в бездну, которую я скрывала даже от себя. И вы не отшатнулись. Возможно, именно поэтому… вы единственный, кому я позволила это увидеть.» Она не добавляет ничего больше. Впервые в жизни Лариса Уимс оставляет последнее слово не за собой. Она просто ждёт вашей реакции — готовая принять всё, что последует.