Guest
Из всего, что он порассказал о себе сам и что порассказали о нем мемуаристы, безусловно точно одно: Зверев был фантастически одарен. Одарен этакой моцартовской, легкой рукой, и руку эту замечательно поставили в худкружках и изостудиях, где еще в позднесталинские годы преподавали недобитые «формалисты»,— звать его, изгнанного из Училища памяти 1905 года, самоучкой язык не поворачивается. Он гениально разыгрывал «боговдохновенного» юродивого, но искусство его — графика, живопись, поэзия, проза, зачастую ритмическая,— далеко не наивно. К моцартовской руке у него прилагался сальериевский глаз, с охотничьей точностью оценивающий чужой гений. Стоило ему лишь мельком увидеть что-то из Малевича — в скверной репродукции или в чьем-то собрании, бог весть, как он на-гора выдавал партию супрематических работ. Стоило только подсмотреть на фестивале молодежи и студентов 1957-го, как колдуют над холстом абстрактно-экспрессионистские американцы, и он сам начал брызгать краской, что твой Поллок (Зверев, естественно, утверждал, что и дриппинг, и ташизм придумал самостоятельно и раньше). Стоило открыться первой московской выставке Пикассо, как пошло рисование пикассовской линией, вскоре, правда, двинувшееся в более традиционную сторону. Точно так же мнимо простодушная зверевская литература обнаруживает познания в русском литературном авангарде: и стихи, и письма, и трактаты (в подражание Леонардо, откровенно иронически, он писал обэриутские трактаты обо всем на свете, про искусство, про шашки, про как варить обед и про как писать трактаты). Умиляются тому, что все написано детским квадратным почерком, печатными буковками — но написано-то без единой ошибки, с характерной авторской пунктуацией. Словом, не кончавший университетов и академий, он был в высшей степени грамотен, прекрасно знал, кого возьмут в будущее, и в выстраивании своей художнической стратегии может служить идеальным материалом для социальной истории искусства. Он гениально разыгрывал «боговдохновенного» юродивого, но искусство его далеко не наивно Что же до двух камерных выставок, которыми открылся Музей АЗ, они служат идеальным материалом для социологии искусства, показывая, что и биографию свою Зверев не пускал на самотек, а грамотно, как и Диогенов образ, выстраивал. Первая называется «Анатолий Зверев. Вокруг и около»: это выполненные в фирменной зверевской манере «моментального рисунка» портреты близких (он когда-то обзавелся семьей, женой и детьми, которых скоро бросил и которые остались не при наследстве), друзей и покровителей. Первое место среди последних занимает, конечно, семейство Георгия Костаки: Костаки и собирал Зверева, и собирался сделать из него «русского Поллока», продвигая по дипломатическим каналам на Запад, но не преуспел и со временем отступился от этой идеи. Но в число друзей и покровителей, а это сплошь люди с именем, художники, музыканты, артисты, входят и разного ранга дипработники — видимо, мысль о покорении большого мира искусства Зверева не оставляла. Вторая выставка называется «Зверев. Любовь»: это портреты Оксаны Асеевой, вдовы поэта, роковой красавицы Серебряного века — Зверев встретился со своей музой, когда ей было 76, а ему — 37, об экзотическом романе судачила вся Москва, но, как кажется, это был роман со всем ее кругом, с Хлебниковым, Маяковским, Бурлюками, Пастернаком, с теми, в чей ряд он намеревался встать. @museumaz #AZMUSEUM #AZМУЗЕЙ #ARTGALLERY #современноеискусство #modernart #новоепространство #музейaz #этоинтересно #выставки #зверев #графика #мойучительлеонардо #АнатолийЗверев #художникавангардист
