Guest
Два стихотворения поэта Вадима Шарыгина. Посвящены Винсенту Ван Гогу. Авторское чтение. Легендарного, но не подлинного Винсента Ван Гога, как известно, создал ушлый немецкий галерист-искусствовед Юлиус Мейер-Грефе. Обладая бойким пером, Мейер-Грефе решил написать привлекательную для коллекционеров и любителей искусства биографию художника. Живым он его не застал и поэтому был «свободен» от личных впечатлений, которые отягощали современников мастера. Он не сразу «нащупал» образ того безумного гения-одиночки, который сейчас знают все. Сначала мейеровский Ван Гог был «здоровым человеком из народа», а его творчество — «гармонией между искусством и жизнью» и провозвестником нового Большого стиля, которым Мейер-Грефе считал модерн. Но модерн выдохся за считанные годы, и Ван Гог под пером предприимчивого немца «переквалифицировался» в бунтаря-авангардиста, который возглавил борьбу против замшелых академистов-реалистов. Ван Гог-анархист был популярен в кругах художественной богемы, но отпугивал обывателя. И только «третья редакция» легенды удовлетворила всех. В «научной монографии» 1921 года под названием «Винсент», с необычным для литературы такого рода подзаголовком «Роман о Богоискателе» Мейер-Грефе представил публике святого безумца, рукой которого водил Бог. Гвоздем этой «биографии» стала история об отрезанном ухе и творческом безумии, которое вознесло маленького, одинокого человека, трудоголика, хорошо образованного в искусстве талантливого в самоотверженности труженика кисти на Олимп богов, в качестве непризнанного при жизни, незаслуженного гонимого ото всюду и всеми гения-самоучки. Настоящий Винсент Ван Гог имел мало общего с «Винсентом» Мейер-Грефе. Начать с того, что он окончил престижную частную гимназию, свободно говорил и писал на трех языках, много читал, чем заслужил в художественных парижских кругах кличку Спиноза. За Ван Гогом стояла большая семья, которая никогда не оставляла его без поддержки, хотя и была не в восторге от его экспериментов. Его дед был известнейшим переплетчиком старинных манускриптов, работавшим для нескольких европейских дворов, трое из его дядей успешно торговали искусством, а один был адмиралом и начальником порта в Антверпене, в его доме он жил, когда учился в этом городе. Реальный Ван Гог был довольно трезвым и прагматичным человеком. Легенда о Ван Гоге: как миф про безумного художника, отрезавшего себе ухо, заменил его настоящую биографию. Однако, правы ли «на все сто процентов» те, кто сегодня также лихо развенчивает облик и образ Винсента, как и Мейер-Грефе в своё время обоготворил его? Истина, как всегда, где-то в глубине, на грани ускользания от поверхностного взгляда, доверяющего исключительно чужим мнениям. Истина глубже и трагичнее, и неподвластна оценкам всех, кто не проживает на себе жизнь в Искусстве. Я. например, живу эту жизнь, по капли крови, каждый божий день, изнутри знаю что такое – путь к высотам Искусства, какую цену приходится платить, какое счастье содержит в себе трагедия этого пути. Поэтому, да, признаю, что Винсент состряпанный Мейером-Грефе и Винсент настоящий – совершенно разные. При этом, не всё так просто и однозначно. Да, конечно, следует исключать из сочинённые Грефе устремления Винсента «пострадать до изнеможения» за шахтёров, за всех жителей Боринажа, да, конечно, во многом всё было прозаичнее, без примеси фальшивой рефлексии, и Тео был крупнейшим артдилером, с которым у Винсента были договорные отношения : содержание в обмен на картины; и образован в искусстве Ван Гог был – дай Бог каждому, имел время и возможность изучать мировые шедевры. Так же не исключено, что Ван Гог собирался стать «преуспевающим бытописцем средних классов», таким, как его любимый Жан Франсуа Милле. «Имея за плечами фундаментальное знакомство с историей и теорией искусства, а также с практикой торговли им, упорный голландец в двадцать семь лет приступил к систематическому изучению ремесла живописи. Начал он с рисования по новейшим специальным учебникам, которые ему со всех концов Европы присылали дяди-артдилеры. Руку Ван Гогу ставил его родственник, художник из Гааги Антон Мауве, которому позже благодарный ученик посвятил одну из своих картин. Ван Гог даже поступил сначала в брюссельскую, а затем в антверпенскую Академию художеств, где проучился три месяца, пока не отправился в Париж». Брат Тео «посоветовал Винсенту бросить «крестьянскую» живопись, объяснив, что это уже «паханое поле». И, кроме того, «черные картины» вроде «Едоков картофеля» во все времена продавалась хуже, чем светлое и радостное искусство. Другое дело — буквально созданная для успеха «светлая живопись» импрессионистов: сплошное солнце и праздник. Публика рано или поздно ее обязательно оценит». «В Париже и по совету Тео поступил учиться в частную студию Фернана Кормона, бывшую тогда «кузницей кадров» нового поколения художников-экспериментаторов. Там голландец близко сошелся с такими будущими столпами постимпрессионизма, как Анри Тулуз-Лотрек, Эмиль Бернар и Люсьен Писсарро. Ван
