Трубогиб.

Шарманка старая крутилась, катилось жизни колесо. Я пил вино за вашу милость и за минувшее за всё. За то, что в прошлом не случилось на бранном поле помереть, а что разбилось, то разбилось, зачем осколками звенеть? Шарманщик был в пальто потёртом, он где-то в музыке витал. Моим ладоням, к вам простёртым, значенья он не придавал. Я вас любил, но клялся прошлым, а он шарманку обнимал, моим словам, земным и пошлым, с тоской рассеянной внимал. Текла та песня, как дорога, последних лет не торопя. Все звуки были в ней от Бога - ни жалкой нотки от себя. Но падали слова убого, живую музыку губя: там было лишь одно от Бога, всё остальное - от себя.                                    Булат Окуджава