Guest
Моя Изида из музея восковых фигур почти всегда в печали. Она сидит на вахте, мимо посетители снуют, орёт начальник: «Смотри, вот Нельсон-адмирал! Какого ж чёрта опоздала на работу?» Глядит с витрины Носферату, рядом скалится Полпот — сплошной immortal. Я прихожу к ней каждый день. Она, заплаканная, продаёт билеты. Я приношу ей лунный камень, аметисты и другие амулеты. А ей зарплату не дают и должность не дают в дирекции театра, И по ступенькам я иду в соседний зал, там воцаряет Клеопатра. Мадам Тюссо, ты, безусловно, знала толк. Твои кадавры — отморозки. Наполеон стоит, как слон, на треуголке разноцветные полоски. Но если выйти на проспект вместо того, чтоб брать билет в музей, мой милый, То отдыхают все герои прошлых лет, когда и здесь — одни могилы! Изида ставит на пути своих эмоций беззащитные заслоны. Изида ждёт у светофора. Никогда не загорится свет зелёный. И дома вечный волчий вой, семейный быт, мать и отец, как экспонаты. И нет порядка на Земле, на торжествующем нуле поют закаты. Зато не пляшет снег под песни уличного фонаря — фонарь расколот. Мы, взявшись за руки стоим, и в перспективе — безработица и голод. Изида в эту ночь особенно красива по контрасту с непогодой. В музее восковых фигур переучёт. Ей намекнули — на полгода. Моя Изида, ты терялась: как так жить? Я проводил тебя до дома. Но градус Цельсия судьбы уже повышен. Дальше всё знакомо! Я в тир ходил, как и в танцзал, и даже чаще, и поверь: мой выстрел меткий. Начальник дёрнулся, упал, рассыпал по полу бухгалтерские скрепки. Я на суде сказал, что Маузер — хорошее ружьё, мы всех уроем! И Аня с Паулем, кенты мои, смотрели на меня, как на героя. Изида плакала опять — без сожаленья и надежды на спасенье. Нас ждёт разлука. А разлука — только миг. Миг перед вечным воскресеньем.
