Guest
Было стыдно сознаться, но Самгин чувствовал, что им овладевает детский, давно забытый страшок и его тревожат наивные, детские вопросы, которые вдруг стали необыкновенно важными. Представлялось, что он попал в какой-то прозрачный мешок, откуда никогда уже не сможет вылезти, и что шкуна не двигается, а взвешена в пустоте и только дрожит. Самгин, снимая и надевая очки, оглядывался, хотелось увидеть пароход, судно рыбаков, лодку или хотя бы птицу, вообще что-нибудь от земли. Но был только совершенно гладкий, серебристо-зеленый круг - дно воздушного мешка; по бортам темной шкуны сверкала светлая полоса, и над этой огромной плоскостью - небо, не так глубоко вогнутое, как над землею, и скудное звездами. Самгин ощутил необходимость заговорить, заполнить словами пустоту, развернувшуюся вокруг него и в нем. Варвара сидела у борта, держась руками за перила, упираясь на руки подбородком, голова ее дрожала мелкой дрожью, непокрытые волосы шевелились. Клим стоял рядом с нею, вполголоса вспоминая стихи о море, говорить громко было неловко, хотя все пассажиры давно уже пошли спать. Стихов он знал не много, они скоро иссякли, пришлось говорить прозой. - “Неверно, что природа не терпит пустоты, существует безвоздушное пространство.“ Стихи Варвара выслушала молча, но тут, не шевелясь, попросила тихонько: - Ой, Клим, - пожалуйста, не надо ничего... умного! Лицо ее, освещенное луною, было неестественно бледно, а глаза фосфорически и неприятно, точно у кошки, блестели. Самгин замолчал, несколько обиженный, но через минуту предложил: - А - не пора спать? - Нет, - сказала она, умоляюще взглянув на него. - Я, право, не могу уйти отсюда. Так безумно хорошо. - Устанешь. - Сядь рядом со мною. Он исполнил ее желание, обнял ее талию, спросил шёпотом: - О чем ты думаешь? Так же, шёпотом, она ответила: - Я не думаю. - Дремлешь? - И не дремлю. Она не желала говорить. Пощипывая бородку, Самгин смотрел на ее профиль, четко высветленный луною, и у него разгорались мысли, враждебные ей.
