Guest
Историк И.Вербловская во время хрущевской «оттепели» была осуждена на 5 лет по полит. статье за соучастие в “антисоветской агитации“ совместно с математиком и диссидентом Р.Пименовым: “Из-за отказа выдавать информацию о муже сначала была задержана как «подозреваемая в совершении преступления» и содержалась во внутренней тюрьме УКГБ Ленинграда“. Первоначальный приговор (2 года) был отменен «за мягкостью»: По сути сидела “за то, что в ее квартире обсуждались венгерские события и ввод в Будапешт советских танков. После освобождения Вербловская, из-за запрета жить в крупных городах, некоторое время жила в Калинине (Тверь), а в декабре 1963 получила разрешение КГБ вернуться в Ленинграде. Всю жизнь проработала экскурсоводом, в основном по литературной тематике. Написала книгу и несколько статей об Ахматовой. В 1991 реабилитирована: 10 суток за сравнение с аракчеевским режимом: А.Разумов, руководитель центра «Возвращенные имена», редактор «Ленинградского мартиролога» о судебной практике сталинского времени. С об Ахматовой, которая проросла “сквозь всю эту советскую дребедень“: “Возвращённые имена“: Гумилёв “был расстрелян за сочувствие к участникам Кронштадтского мятежа по сфальсифицированному делу Таганцева“, – считает Разумов, более четверти века занимающийся расследованием обстоятельств казни Гумилёва и в 2014 году нашедший документальное подтверждение даты его расстрела: “Их расстреляли под утро 26 августа 1921 года, а не 24 или 25, как думали раньше. Место расстрела и погребения мы ищем до сих пор. Мне недавно показали схемку с указанием предполагаемого места захоронения на берегу реки Лубьи. Надо будет его обследовать, и есть надежда, что найдём – захоронение должно быть довольно большое, так как расстреляли 57 человек одновременно. […] Ахматова рассказывала в 1962 году Чуковской: «Я про Колю знаю. Их расстреляли близ Бернгардовки, по Ириновской дороге. У одних знакомых была прачка, а у той дочь – следователь. Она, то есть прачка, им рассказала и даже место указала со слов дочери. Туда пошли сразу, и была видна земля, утоптанная сапогами. А я узнала через девять лет и туда поехала. Поляна; кривая маленькая сосна; рядом другая, мощная, но с вывороченными корнями. Это и была стенка. Земля запала, понизилась, потому что там не насыпали могил. Ямы. Две братские ямы на 60 человек. Когда я туда приехала, всюду росли высокие белые цветы. Я рвала их и думала: “Другие приносят на могилу цветы, а я их с могилы срываю”». […] А.Разумов: “…есть место памяти поэта, которое останется навсегда, – так называемый Пороховой погреб в урочище Ковалёвский лес близ усадьбы Приютина у Ржевского полигона. Назначение этого здания тоже не вполне ясное. Кто-то считает, что отсюда выводили на казнь. В прошлом году там наконец насыпали шоссе и проложили хорошую дорожку. В столетие расстрела в августе этого года здесь, конечно, соберутся люди, чтобы почтить память поэта и всех погибших. Хотя, судя по всему, это и не место расстрела“» (). Разумов: “Когда ко мне обращаются со словами: «Мне ничего другого не надо, только бы могилку найти!» – я говорю: «А это самое сложное в нашей стране». [...] Я считаю, что все эти останки должны быть захоронены – потому что их ведь никто не хоронил. [...] Расстреливали непосредственно в яме. ...объяснение процедуры расстрела выглядит так: «В указанной яме приказывали арестованному ложиться вниз лицом, после чего в упор из револьвера в арестованного стреляли». [...] Но и музей должен быть. И он должен развиваться. Мы об этом говорим десятилетиями. У меня есть мнение относительно места будущего музея репрессий – это «Кресты». Во-первых, сама история этого места – сколько здесь побывало политзаключенных! Даже название нарицательное. Затем, этот комплекс зданий находится в самом центре событий, связанных с жестокостями советского времени: это и Шпалерная (Воинова) с одной стороны, это и тюрьма военная бывшая на Нижегородской (теперь – акад.Лебедева), мы знаем, что там были массовые расстрелы Большого террора. Это – дело национальной чести. Сначала – отыскать могилы, потом – ставить памятники“.
