Guest
Мой крылатый дредноут уходит в глухую ночь, Лишь сияние Эльма нещадно рвет темноту. Все трусы — штатские крысы давно разбежались прочь, Остальные со мной и бесстрашно стоят на посту. Даже если взорвать весь душевный боезапас, Пробить пространство и время, мне не вернуться туда, Куда всё смотрит и смотрит мой странный упрямый компас, Где по тонкому льду все бегут дней твоих поезда. Ночной невидимый воздух на жестком дремлет крыле, И льется северное сияние кильватером в пустоту — Я закован в его полотне, словно в плавящемся стекле, А радио ловит лишь только, только твою частоту. Но ты всё же поглядывай на горизонт Никогда, Я пришлю тебе весточку с белым почтовым китом. Здесь годы бьются о штевень, темны, солоны как вода, И поют свою песню за крепким железным бортом. Но единственная пристань — высоко, а небо — низко, тянут сны из глубины, и до весны нам путь неблизкий. Цеппелина бок ребристый сквозь туман густой, когтистый, схватит высверк серебристый острого винта. Так отвернись уже, не смотри на горизо
