Штурмовик

Его тело лежит ничком. Коченея в нелепой позе, он в мучениях грезит о том, как его с поля боя вывозят. Как ракетница, вдруг, например, осветит его скорбные мощи; мотолыга или БТР или, может быть, транспорт попроще устремится к его блиндажу, маневрируя между воронок. А на нём проползал майский жук – между патчей в крови и шевронов. Один патч – как прицельный круг, под другим кровь бежит самотечно. Надписи: «PMC Wagner group» и «Быть воином значит жить вечно». Майский жук живёт мизерный срок размножения, в сущности, ради, но боец с позывным «Курок» с ним бы сроком махнулся не глядя. Жук ползёт меж осколочных ран и кусков маскировочной сети. Некролог, может быть, будет дан в краткой форме в районной газете и в соцсетях на малой земле. И пусть будет в нём всякая липа, но зато посвятят барельеф в посёлке городского типа, где он ползал и после пошёл и закончил локальную школу: два «отлично», одно «хорошо», много троек, разбавленных колом –: он поставлен был карандашом, безобидная шутка от классной за его постоянные шоу иногда весьма травмоопасные. А теперь он затих и поник – в этом диком, пропаханном поле всеми брошенный штурмовик предоставлен агонии боли. Осыпается внутренний фронт. Миллионами гибнут нейроны, прикрывая собою отход мысли в области непоражённые. И сквозь мыслей бегущий поток проявлялись в мерцании виды: первый класс, поцелуй и цветок – подарок из чистой любви Той, кто однажды в приёмный покой вошла к нему, злой и курносой, и своей самой тёплой рукой сняла все потайные вопросы; как на стрелке за школьным двором он бил первым и был виноватым и «весёлые старты» потом, где за двадцать секунд автомат умудрился собрать, разобрав перед этим всего за двенадцать; как он членом «Юнармии» стал в числе первых – в 2016-ом; как в училище он поступил; как в полиции сняли с учёта; как отец развязал и запил, потеряв берега и работу; как в вагонном депо вкалывал и терпел от начальников скотство, но однажды на доску попал в «передовики производства»; как нашёл социальное дно, став клиентом локального бара; выносил за отцом судно как услышал её «Мы не пара.»; как отца хоронил без слёз, после выл и не знал себе места; как от друга услышал впроброс про вакансии в некий “оркестр”… (Заявление боссу на стол. Ускоренная вербовка. Ил-76. Ростов. Лагеря. Рейды. Артподготовка.) Как впервые вкрутил запал, как здоровался с ним Пригожин, как по глупости посчитал, будто форма – вторая кожа. Как рутиной вдруг стала война, её пульс, беспокойный и нервный, как впервые в горящих телах он увидел лишь сноп манекенов. Как он сам “обнулял” ЗК за отход без приказа с позиций; как на воздух взлетел склад БК, куда он опоздал возвратиться. Про знакомого самоубийцу, который, пуская дым, прежде чем вдруг застрелиться, сказал – «Ад здесь, и мы горим». Дальше – кровь, мешанина и мгла, сожаления шёпотом ночью. Вот его БМ “трассу дала” по машине, прижатой к обочине… Вот сидел, закусив губу, в блиндаже перед новым накатом, чей-то вздох – «больше не могу.», чей-то вскрик – «не стреляй, брат!»… Вот зачем-то полез на рожон – не успел даже толком подняться, и теперь наступает сон и теперь наступает сон и теперь наступает … Мысли, гаснут, едва ли ползут – между ними прорезалось слово и в мучительном спазме губ вдруг прорвались остатки живого – «Мама!».