Говорила мама: за партой прямо, если не в тени - надевай панаму, взрослым- здрастье, не пялься зазря в рекламу, марш за стол, мой руки перед едой. Ложь и страсти выйдут, конечно, боком. Оголённый провод шарахнет током. Хочешь жести: Бродский, Ремарк, Набоков. А пожар в груди - заливай водой. Я была примерной, была прилежной, а внутри копилась щенячья нежность. Ночью грезы, днём суета и спешка, школа, шпоры, первый стакан в руках. Всё вокруг наполнилось ярким светом, мягким снегом, пряным дрожащим летом. Поцелуем. Письмами без ответа. Кайфом голубоватого молока. Завсегда бежалось прямой дорогой, и, когда икалось, взывали к Богу, а когда рыдалось - слагали песни или занимали, как напрокат. Смелым быть - не значит вполне счастливым. Мы людей сливали и рвали сливы; подставляя ветру хвосты и гривы, разгоняли бешено самокат. То глазами в небо, то носом в ямы. Ни одно трёхстишие от Хаяма, ни один завет, ни одна программа не поможет бестолочь уберечь. Это как наркотик - себя по-полной: если море пенит, вскипают волны. Если пары строк не хватает тонне, рукопись с размаху влетает в печь. Оттого и пуст дом, и нету дома. Лишь иммунитет к клокотанью грома. Оттого в любой незнакомый город с сердцем лёгким, с дырочкой на груди. Мы в такие дали, в такие дали, что ни званья, ни, упаси, медали. Пальцы до кости, до подошв сандальи - что уж там про бусы и бигуди. Мама, я вполне, я в порядке, честно. Я пишу стихи, я играю песни. Стержень есть, хватает убойной спеси, ну а сон тревожен - то не беда. Иногда бывают, конечно, сбои. Самый сложный бой - быть самой собою. Лишь в одном согласна: и впрямь не стоит трогать оголённые провода. © Анна Фомина
Hide player controls
Hide resume playing