Guest
Волохонский: «однажды зашел в мастерскую своего друга Акселя [Аксерольда], и минут за пятнадцать написал этот текст». “В 72 году Аксельрод работал над грандиозным мозаичным панно «Небо», предназначенном для Таврического сада (осталось не осуществленным). На небосводе, изготовленном из рубленой сине-голубой плитки, должны были разместиться звери-созвездия. Аксельрод был философом, ренессансным «человеком культуры», апологетом старинной музыки; его имя носит Петербургская академия Earlymusic. Вымышленная ренессансная канцона стала песней в исчезнувшей затем мансарде на Фонтанке, где зарождалось ленинградское аутентичное движение, а нарисованные животные населяли так и не завершенное смальтовое небо“ Слова “разумеется, навеяны чтением Йехезкиэля“ [Иезекииля]. “представление об этом тексте как об изображении Рая — действительно появилось уже в раннем христианстве, когда оно еще было иудео-христианством. Небесный Иерусалим? — Да, конечно, именно это“. «— Эта песня стала, по выражению Вен.Ерофеева, — “гимном демократической молодежи”?.. Почему так произошло? Ведь это явление уникальное. ВОЛОХОНСКИЙ: “Шумел камыш” тоже явление уникальное, хотя там одна хорошая строка, а именно — “шумел камыш, деревья гнулись”, и по-моему, это безупречная строка в качестве народной песни. Так что я не думаю, что в ней есть что-то особенное, ну, так, песня ничего». “Рай“ переведён на 6 языков (несколько переводов на иврит и английский). “«Галилея» была предпоследним стихом в первом сборнике Анри «Стихотворения», опубликованном издательством «Эрмитаж» (Ann Arbor, Michigan) в 83 году. Последнее стихотворение в книге — «Рай»“ (). Отсчет зрелого творчества “вел с поэмы «Фома» (1963–66); ее тема — поиск гармонии и порядка в мире, в котором, по выражению Волохонского, смысл «как бы существует или делает вид, что существует, только на очень малых протяженностях». Уровень понимания, к которому стремится поэт, вызван вниманием не к тому, что́ сказано, а к тому, как — в поэзии Волохонского смысл стоит не за словами, а в них самих, их сплетениях и сочетаниях. В этом смысле он — продолжатель традиции русского авангарда. Отличие от авангардистской деструктивной эстетики заключено в категории порядка, которая в иерархии Волохонского является основной“. В СССР была опубликовала лишь басня «Кентавр» (1972). Главные герои поэтического мира поэта-эколога — “животные и растения (цикл «Лики существ», 1965–74), литературные персонажи, герои европейских и восточных мифов. К Востоку Волохонский питал особый интерес — начиная с «суфийских» стихов 70-х и поэмы «Смерть Пу-и» (1978) о последнем китайском императоре и заканчивая поэтическим переложением мифологии Золотой Орды в цикле «Монголия и далее» (2001–2003) и поэмой «Сказание об Урале» (2004), основанной на башкирском эпосе. Смещению фокуса с европейской мифологии на ориентальную способствовала эмиграция в Израиль в 73 году, где Волохонский прожил 12 лет“. Переводил древнекитайскую литературу, Джойса, “освоил латынь, чтобы переводить Катулла, извечный поэтический эталон, пусть с его похабщиной, но и с высшей независимостью и достоинством поэта: Нимало не ведаю, Кесарь, что ты за лицо такое – Бел ты иль черен ты, даже и знать не хочу. Ухватил пружинистую точность и лаконичность библейского иврита в своих переводах псалмов и, одновременно, византийско-славянскую вязь литургии, крещальных и венчальных молитв. Поскольку русская речь звучала в нем сплошным поэтическим потоком, он, казалось, в обыденных прозаических разговорах, автоматически мерил речь этим внутренним речевым ритмом, прелагая в него все, что слышит ухо или читает глаз. То же произошло и с православным богослужением: оно входило в сознание Анри на церковнославянском и само собой перетекало в нем в русский текст. Так композитор внутри себя слышит музыку и, внимая этому внутреннему исполнению, записывает ее нотной грамотой. Анри записал часть православного богослужения поэтической грамотой разговорного русского языка, подобно тому, как евангелисты записали свою благую весть на простонародном греческом... [...] Из псалма 38(37): Господи, не во гневе обличай И не в ярости поучай меня, Ведь пронзили меня стрелы Твои И легла на меня Твоя рука. Нет живого места во плоти от пыток Твоих, Нет покоя в костях из-за греха. Ведь вины мои выше головы, Тяжко мне, о как тяжело. Воняют и гноятся язвы Всё от дури моей, Я унижен, я согнут, Весь день во мраке брожу, Ибо члены мои воспалены И нет живого места во плоти моей. Я слаб, я совершенно разбит, И в страхе рыдает сердце мое, Господи, о Тебе вся моя тоска, И не скрыты вздохи мои от Тебя. Сердце дрожит, покидая меня, Даже света в глазах и сил моих нет, Любившие меня и друзья бегут от скорбей, И близкие – вон, стоят вдали. … Не оставь меня, Господи, Боже мой, И не удались от меня, Спеши на помощь мне, Господи, Спаситель мой“
