Guest
Жила-была Нежность. И бродила она неприкаянно по белу свету… Нет, не так. Такое начало было бы неправдой. Ещё раз… Жила-была Нежность. И окружали её, взращённые ею же, другие нежности. Их было немного, все непохожие друг на друга, в меру самодостаточные, в меру необходимые окружающему их миру. И Нежности было к кому приткнуться, кого подпитать, у кого подзарядиться. Но Нежность была столь объёмна, что иногда она сама не находила свою окружность, а центр её бесконечно мерцал, мигрировал. И часто Нежности приходилось долго метаться, чтобы найти, поймать свой центр – осознать себя. И понимала Нежность, что часть её всё ещё была не востребована, никому не нужна. Сказать, что это не печалило её вовсе, было бы не совсем верно, поскольку лёгкой тучкой всё же обитало, тревожило её сердце. В какой-то миг своей неприкаянности Нежность осенило, что где-то далеко-далеко живёт похожее на неё, столь же нежное и мятущееся, и тоже, может и не ищущее, но ждущее. Ждущее встречи с нею. Это знание так взбудоражило нашу Нежность, что ровность её сферической поверхности была тут же взвихрена, взломана. Спустя некоторое время (у каждого Живущего оно сугубо индивидуально, не всегда измеряемо песчинками, проскальзывающими через наши тела, чтобы улечься слоями Прошлого, забыв о Высоте, где они только что парили), через одно-два мгновения, успокоившись, Нежность улыбнулась, она поняла, что надо просто подождать, просто верить, что две Нежности обязательно встретятся друг с другом. Не могут не встретиться. Нежность вглядывалась в окружающую её Красоту, и её ноздри раздувались, принюхиваясь к пространству. Она листала страницы прошлого, пытаясь угадать, откуда на неё снизойдёт другая Нежность, столь же объёмная и прекрасная, как и она сама. Она листала и чистые ещё страницы не происшедшего, не случившегося, втайне надеясь, что однажды белый лист бумаги свернётся в красивейший Цветок Оригами, и он то и будет её Нежностью. Нежностью, с которой так она мечтает встретиться. … Так поэтически можно было бы сопроводить арию `Casta Diva`. И умолчать о конкретике реальной жизни. И, тем не менее, уместно, наверное, подчеркнуть свою влюблённость в Голос Марии Каллас, в её исполнение гениального творения Беллини. Подсчитать, возможно, количество не лет – десятилетий – возраст музыкальной Любви, вспомнить собственный аккомпанемент небесному вокалу, даже если это был несовершенный студенческий женский голос, и звучал он в разных классах и городах, и не единожды. Признаться, что подражать человеческому голосу вовсе не входило в мои намерения, а вот пропеть Осанну мирозданию, акустически увлажнив, наполнив воздух педалью, создав подобие листовского парафраза, очень хотелось. И, конечно, попрощавшись, сознавая своё несовершенство, пойти «утолять свои печали» в другие музыкальные опусы. И возрадоваться, как много написано для левой руки, и «умереть от жажды» у другого «Источника».
