Игорь Растеряев Дед Агван

Читает Игорь Растеряев Игорь Растеряев — Дед Агван 2015 Я не видал родных дедов, И видеть мог едва ли: Все до рождения моего Они поумирали. Но я не обделён судьбой, Я всё равно счастливый. Был рядом дед, пусть не родной, Но горячо любимый. Он был нерусский - из армян, С деревни, из народа - Агван Тиграныч Григорян, Двадцать шестого года. Он был герой и ветеран - Такой, что прямо с книжки - Для всех. А я ему кидал За шиворот ледышки. Я про войну всё с детства знал - Ведь дед, без всякой лажи, Мне каждый день преподавал С тарелкой манной каши. Всё было так: он мирно пас Овец у Арарата. И вдруг взяла пошла на нас Немецкая армада, Чтобы ни русских, ни армян Здесь не было в природе, Но тут подъехал дед Агван, И он был резко против. Подъехал, правда, не один… Стекались, словно реки, Туда и тысячи грузин, Казахи и узбеки… Разноязыкою толпой Они в окопы сели. И в тех окопах всей гурьбой Мгновенно обрусели. Вместо овец на этот раз Другие были звери. И дед в прицел свой «Тигра» пас, крутил хвоста «Пантере»… По-русски с ним общение шло Сперва не идеально, Но фразу «Башню сорвало» Он понимал – буквально. Я с дедом мог тарелки три Съедать той самой каши, Внимая, как они пошли На Запад пешим маршем. И, как всегда, в который раз В итоге накидали… А дальше шёл такой рассказ, Как в слёзном сериале: «Берлин. Апрель. Земля дрожит. Снаряды, пули – градом…» И дед по улице бежит С трофейным автоматом. Кругом - разбитые дома, Как гор кавказских гребни. С собой у деда пять гранат, Вдруг глядь : на куче щебня Лежит, скулит от страшных ран, Один, как щепка в шторме, Такой же, как и он, пацан, Но лишь в немецкой форме. И тычет деду на окно, Руками объясняет, Что он у дома своего Лежит и помирает. Что там родители его, Что он берлинский, местный, Его войною домело До своего подъезда. И дед поверх своих поклаж Хоть был не сильный самый, Взвалил его, и на этаж - Туда, где папа с мамой, Где взрывом балку повело, Где теплится лампада: «Встречайте, фрау, своего Немецкого солдата»… Дед, говоря про этот миг, Вдруг сразу изменялся: Про страшный материнский крик, Про то, как там остался. Как в кухне, где горел шандал, Воды ему нагрели, Как с грязью ненависть смывал За годы и недели, Как спал на белых простынях Среди войны и ада И видел сны о мирных днях В долине Арарата. Как утром снова он пошёл К победной близкой дате, Услышав сзади «Danke schon», Ответив им «Прощайте»… Тут я перебивал всегда, Дослушивал едва ли: «Дедуня, что за ерунда? Давай, как вы стреляли! Давай, как ты горел в огне, Чуть не погиб на мине…» - Неинтересно было мне Про простыни в Берлине. Но дед чего-то замолкал, Шёл за добавкой каши И кашу снова в рот толкал, Чтоб стал быстрей я старше… Его уж нет, а я большой. И вдруг я докумекал: В тот день был самый главный бой За звание человека. Intro music: Ain't No Sunshine (When She's Gone)