Guest
...Сын Иван читает два моих стихотворения “Беспомощный и рваный, слишком рваный...“ и “Все дыханья. все клетки, все ткани...“ *** Беспомощный и рваный, слишком рваный слог автора не оставлял попыток быть островом, где ливня фортепьяно грохочет в ложах листьев и улиток. Он напирал на непреложность сути в порывах бури, выбившей все стёкла у старой дачи (резок, безрассуден, безбрежен, нагл — ворчливый и отёкший). Он пел, рычал, метался: “Здравствуй, осень!“, и дирижёр, которому сказали, что лишь за страсть героев превозносят, хлестал по спинам палочками в зале. И публике-листве пришлось услышать, как в молниях взрывались барабаны и кто-то дикий колотил по крыше вязанками консервных ржавых банок. И выходила прима из кулисы, с огнём в зубах, в шиньоне, вставшем дыбом, и выла так, что в воздухе вилися, из вспухших вод выскакивая, рыбы. И мчалась глина, проклиная грозы, и вниз с обрыва в волнах этой глины бросались в реку мокрые берёзы, как обезумевшие Катерины. *** Все дыханья, все клетки, все ткани между взглядом и воздухом плотно окатило метельным плесканьем, словно загрунтовало полотна. И забыта вся оттепель. Льдистой карамелью закованы почки — как подкрашенные аметисты, арестанты в своих одиночках. Льдисты кожи берёз, льдисты ветки, льдисты листья, серёжек мониста. Все дыханья, все ткани, все клетки между взглядом и воздухом льдисты... Пал туман на померкшую реку, на бескрайних лугов караваи. В хрустких льдинах, в объятиях снега — уплывает река, уплывает...
