Guest
Москва меня душила в объятьях своих бесконечных Садовых…12 августа 2024 Россия 🇷🇺 (В.В. Маяковский) О доме можно было писать повести. Многоэтажный. Каменный. На углу Малой Бронной и Тверского бульвара. С трактиром внизу и дешевыми меблированными комнатами наверху. В трактире собиралась студенческая молодежь и не подавалось ничего «горячительного» – бесчисленные пары чая, баранки, вареная колбаса, немудрящие щи. В «меблирашках» одинаковые, захватанные по краям до черноты красные занавески и гардины, гнутые спинки венских диванов и стульев, никогда не закрывающиеся двери и сизые облака табачного дыма, переплывающие из одной комнаты в другую вместе со спорщиками, искавшими в запале новых союзников и оппонентов. В «Романовке», как называли и дом и трактир, все становились одной семьей, и охранное отделение сбивалось с ног, пытаясь уследить за всеми жильцами и всеми гостями. Много ли здесь, среди самых малоимущих студентов – из Московского училища живописи, ваяния, зодчества и московской Консерватории – случалось не подозрительных? И это в «Романовке» (Малая Бронная, 2) Маяковский решится читать перед слушателями свои первые стихи, станет учиться труднейшему и мужественному искусству публичных выступлений. Немногим раньше, едва успевшей разрешиться зимой осенью, был Сретенский бульвар. Мерзлая ночь. Прочитанные Д. Бурлюку будто бы чужие стихотворные строки – и бурный ошеломительный отклик: «Во-первых, вы врете – это вы сами написали. Во-вторых, вы гениальный поэт». Преувеличение? Прозрение? О таких тонкостях не думалось. «Применение ко мне такого грандиозного и незаслуженного эпитета, – откликается Маяковский, – обрадовало меня. Я весь ушел в стихи. В этот вечер совершенно неожиданно я стал поэтом». Вечера в Романовке подтверждали предсказание. Мария и Давид Бурлюки были одинаково захвачены стихами и самим образом поэта.
