Guest
Датировка: 1855 — июнь 1856 Работу над “Поэтом и гражданином“ Некрасов завершил лишь летом 1856 г., находясь на даче близ Ораниенбаума. “Пишу длинные стишищи и устал“, — сообщил он И.Тургеневу 27 июня 1856 г. Некрасов торопился закончить “Поэта и гражданина“, чтобы ввести его (в качестве предисловия) в издание собрание сочинений 1856 года, прошедшее уже через цензуру (цензурное разрешение — 14 мая 1856). Об огромном успехе книги у передовых читателей ему сообщал Чернышевский 5 ноября 1856.: “Восторг всеобщий. Едва ли первые поэмы Пушкина, едва ли “Ревизор“ или “Мертвые души“ имели такой успех, как Ваша книга“ . В “Современнике“ за 1856, в рецензии Чернышевского на собрание были целиком перепечатаны “Поэт и гражданин“, “Отрывки из путевых записок графа Гаранского“ и “Забытая деревня“. Перепечатка была замечена в великосветских кругах, и о “крамольной“ книге Некрасова было доложено Александру II Возникло громкое цензурное дело, причем наиболее яростные нападки вызвало стихотворение “Поэт и гражданин“, “... тут идет речь, — указывал товарищ министра народного просвещения П.Вяземский в проекте распоряжения по цензурному ведомству, — не о нравственной борьбе, а о политической здесь говорится не о тех жертвах, которые каждый гражданин обязан принести отечеству, а говорится о тех жертвах и опасностях, которые угрожают гражданину, когда он восстает против существующего порядка и готов пролить кровь свою в междоусобной борьбе или под карою закона“. В распоряжении министра народного просвещения А.С.Норова от 30 ноября 1856 говорилось, что в стихотворении, “конечно не явно и не буквально, выражены мнения и сочувствия неблагонамеренные. По всему ходу стихотворения и по некоторым отдельным выражениям нельзя не признать, что можно придать этому стихотворению смысл и значение самые превратные“. Были выписаны из “Поэта и гражданина“ ст. 54-61, 123-127, причем слова “Чтоб он под бурей запылал, Путь освещая всенародно...“ и “... дело прочно, Когда под ним струится кровь...“ были подчеркнуты как наиболее “неприличные и неуместные“. В том же распоряжении предписывалось, “чтобы впредь не было дозволяемо новое издание “Стихотворений Н.Некрасова“ и чтобы не были печатаемы ни статьи о сей книге, ни выписки из оной“; редакции “Современника“ было объявлено, что “первая подобная выходка подвергнет журнал совершенному прекращению“. Выпустить новое издание “Стихотворений“ Некрасову удалось лишь после долгих хлопот, в 1861 г. При перепечатке в собрании сочинений 1861 многие стихотворения были сильно искажены цензурой. Особенно пострадал “Поэт и гражданин“. При дальнейших перепечатках Некрасов восстановил в этом стихотворении ряд ярких строк, но отдельные искажения так и остались в тексте всех последующих прижизненных изданий. Упрощенно трактуя стихотворение, Е.А.Ляцкий писал, что оно воспроизводит, “без сомнения, одну из типичнейших бесед Чернышевского с Некрасовым“ (1911). Конечно, в монологах Гражданина воплощены взгляды на назначение искусства, которые в ту пору пропагандировал Чернышевский (в “Эстетических отношениях искусства к действительности“ и в других работах). Но в монологи того же Гражданина включены и ст. 136-147, которые в черновике поэмы “В.Г.Белинский“ были вложены в уста Белинского. Очевидно, что в монологах Гражданина отражены взгляды Чернышевского, Белинского, Некрасова и других революционных демократов. В образе Поэта, видимо, есть какие-то черты характера Некрасова, но несомненно резкое различие творческих установок автора и героя; см. особенно ст. 208-294, где Поэт рассказывает, что его “душа пугливо отступила“, испугавшись борьбы (“Но... гибнуть, гибнуть... и когда? Мне было двадцать лет тогда!“), и он отошел от больших социальных тем, стал “добродушно“ воспевать красоту природы и т. п. Гражданин и Поэт — образы, имеющие обобщенный характер. Поскольку в прижизненных изданиях Некрасова текст “Поэта и гражданина“ печатался с цензурными искажениями и купюрами, читатели восстанавливали доцензурные варианты в своих экземплярах книги Некрасова (иногда с разночтениями). Призывая друга к “внутренней работе над собою“ (т.е. к воспитанию в себе стойких революционных убеждений), Добролюбов в письме к нему 6 августа 1859 цитировал “Поэта и гражданина“: “С потерею внешней возможности для такой деятельности мы умрем, — но и умрем все-таки не даром... Вспомни: Не может сын глядеть спокойно На горе матери родной... и т. д. Прочти стихов десять, и в конце их ты увидишь яснее, что я хочу сказать“. В последней фразе Добролюбов обращал внимание своего друга на строки, считавшиеся в то время особенно “крамольными“: Иди в огонь за честь отчизны, За убежденье, за любовь... Иди и гибни безупречно. Умрешь не даром: дело прочно, Когда под ним струится кровь... ()
