Мрачные картины. Живопись Владимира Шинкарёва.

Живопись, далёкая от самолюбования, от эпатажа и суетности. В ней сконцентрирована удивительная цельность петербургской атмосферы, которую трудно выражать словами, но, оказывается, можно проявить на холсте. “— Ваше ощущение города с годами менялось? — Человеку кажется, что он всегда так чувствовал, но в юности, конечно, более лучезарное восприятие — ведь энергия прет, драйв, а потом наступает другое мироощущение… Да ведь человеку еще кажется, что все виденное им в юности было настоящим, естественным, а потом уж не то — в старости становишься консерватором. Такой старик, как я, вспоминает город 60−70-х, стремится к тому городу, который утрачен. Моя живопись — это своего рода личное сопротивление утратам, а также ненужной яркости, несвойственной городу. Хотя лет 15 назад с яркой кричащей рекламой было, наверное, похуже в Петербурге. — Вы пишете по памяти, по фото и с натуры? — На этой выставке как раз есть несколько работ с натуры. Например, Тарховка, вид из окна мастерской. Я же теперь не городской житель, а деревенский, в центре бываю очень редко, хотя Тарховка тоже в черте Петербурга. [...] — Чьи работы вы собираете? — Конечно, «Арефьевский круг» — у меня и Арефьев есть, и Владимир Шагин, и штук 14 работ Рихарда Васми; художников «Школы Сидлина», товарищей своих «Митьков», последней «митьковской звезды» Иры Васильевой, есть и работы вполне молодых нынешних художников, например — Маши Ивановой.