Мушкетёры двадцать лет спустя

— Вот они — Арамис, не кажется ли Вам, что мы безобразно вооружились? Неужели Вы думаете, что друзья нападут на нас? — Они сейчас весьма опасны. Мы жестоко задели самолюбие Д’Артаньяна, он был побеждён нами и не выполнил приказ кардинала. А что касается Портоса, то, вероятно, его баронство зависело от успеха дела. И этого он нам не простит. — Клянусь честью, Вы делаете меня несчастнейшим из людей. — Да, наши друзья вооружились, как на войну. — Господа, никто не уклонился от встречи, значит никому из нас не в чем упрекнуть себя. Я надеюсь, что наше присутствие на этом свидании доказывает лишь силу нашей прежней дружбы. — Я тоже надеюсь на это, граф, но вместо того, чтобы говорить комплементы, которых, быть может, не заслужили не вы, не мы, давайте лучше объяснимся чистосердечно. — Я ничего так не желаю, Д’Артаньян. Я говорю искренне, скажите откровенно и Вы: можете ли Вы упрекнуть в чём-либо меня или аббата Д’Эрбле? — Да! Когда я имел честь видеться с Вами в Вашем замке Бражелон, я сделал Вам предложение, которое было хорошо Вами понято. И вместо того, чтобы ответить мне, как другу, Вы провели меня, как ребёнка. И этой восхваляемой Вами дружбе был нанесён удар не вчера, когда скрестились наши шпаги, а гораздо раньше, когда Вы притворялись у себя в замке. — Д’Артаньян!... — Вы просили меня быть искренним - извольте. Вы спрашиваете меня, что я думаю, и я говорю Вам это. А теперь я обращаюсь к Вам, господин аббат Д’Эрбле! — К Вашим услугам. — Я говорил с Вами также, как говорил с графом, и Вы также, как и он, обманули меня! — Д’Артаньян, Вы по истине странный человек. Вы явились ко мне с предложением, но разве Вы сказали мне его? Нет. Вы пытались выведать мои мысли. Но что же я Вам сказал? То, что Мазарини - ничтожество, и я никогда в жизни не собирался служить ему. Но разве я говорил Вам, что не буду служить кому-нибудь другому? У Вас есть свои тайны, у нас - свои. Очень хорошо, что мы не выдали их друг другу. Это значит, что мы ещё умеем хранить наши тайны. — Да, но, похоже, мы не умеем хранить дружбу. — Портос, неужели Вы нашли в моих действиях нечто предосудительное? — Я нахожу, что они достойны питомца иезуитов. — Портос, Вы, наверное, не успели остыть после вчерашнего приключения? — Я не остыну, пока я жив. Я тоже думаю, что Вам, граф, следовало бы открыться Д’Артаньяну, и что аббат должен был сказать ему об этом в своём монастыре. Иначе мы не ввязались бы в это предприятие, в котором вы бы могли бы оказаться у нас поперёк дороги. — Ха-ха, если бы господин Д’Артаньян был немного проницательнее, то он бы догадался об этом раньше. — Не следует считать меня глупцом только потому, что я верил в нашу дружбу и нашу искренность. Если бы я захотел выяснить, какая разница между теми людьми, которые являются к аббату д’Эрбле по верёвочной лестнице и теми, которые приходят по деревянной, я бы заставил его говорить! — Д’Артаньян, как Вы смеете вмешиваться?! — Я вмешиваюсь в то, что меня касается! И умею делать вид, будто не замечаю того, до чего мне нет дела. Но я ненавижу лицемеров! А к их категории я причисляю мушкетёров, изображающих из себя аббатов, и аббатов, прикидывающихся мушкетёрами! Вот человек, который разделяет моё мнение! — Да! — Арамис, сломайте вашу шпагу... Так надо! Я так хочу. Никогда, клянусь перед Богом, моя шпага не скрестится с вашими. Мы жили вместе. Вместе ненавидели и любили, вместе сражались и вместе проливали кровь. Д’Артаньян, я любил Вас, как сына. Портос, мы десять лет были рядом. Арамис также брат вам, как и мне. Д’Артаньян и Портос, что значит для вас Мазарини? Что значат для нас Фронда и герцог, когда в опасности наша дружба? Простите меня, что я вчера скрестил шпагу с вашими шпагами. Арамис просит также простить его. После этого ненавидьте нас, если сможете. Но, клянусь, несмотря на вашу ненависть, я буду питать к вам чувства уважения и любви. А теперь, если наши старые друзья этого хотят, хоть мы не желаем этого, расстанемся навсегда. — Клянусь! Клянусь, что я не питал ненависти к моим былым товарищам. Я очень сожалею, Портос, что бился с Вами, и с Вами, Д’Артаньян. Я клянусь, что моя шпага никогда не будет направлена в вашу сторону. Я клянусь, клянусь, что в самой сокровенной глубине моей души, никогда не было и следа ненависти к вам. Храни вас Бог! Пойдёмте, Атос. — Нет-нет! Не уходите! Не уходите. Потому, что я тоже клянусь. Клянусь вам, что я всегда был готов отдать и отдам в любую минуту последнюю каплю своей крови, последний глоток своей жизни, чтобы сохранить уважение такого человека, как Вы, Атос, и дружбу такого человека, как Вы, Арамис. — А я... Я не в чём не клянусь, я задыхаюсь от избытка чувств, чёрт возьми, потому что, если бы я вступил в сражение с вами, я бы, право, наверное дал проткнуть себя насквозь, потому что я никогда, никого не любил так, как вас, в целом свете!