Guest
утреннее воркованье ребёнка с резиновою акулой прерывает сон, где, как звёздный патруль сутулый, мы летим над ночным нью-йорком, как чёрт с вакулой то, что ты живешь теперь, где обнять дано только снами, слабое оправдание расстоянию между нами. ты всегда был за океан, даже через столик в “шаленой маме“ это не мешает мне посвящать тебе площадь, фреску, рыбку вдоль высокой волны, узнаваемую по блеску, то, как робкое золото по утрам наполняет короткую занавеску всякая красота на земле есть твоя сестра, повторяю сипло. если написать тебе это, услышишь сдержанное “спасибо“ из такой мерзлоты, что поёжишься с недосыпа это старая пытка: я праздную эту пытку. высучу из нее шерстяную нитку и пьесу вытку. “недостаток кажется совершенным переизбытку“ как я тут? псы прядают ушами, коровы жуют соломку. в индии спокойно любому пеплу, трухе, обломку: можно не стыдиться себя, а сойти туристу на фотосъёмку можно треснуть, слететь, упокоиться вдоль обочин. ликовать, понимая, что этим мало кто озабочен. я не очень. тут не зазорно побыть не очень. можно постоять дураком у шумной кошачьей драки, покурить во мраке, посостоять в несчастливом браке, пропахать с матерком на тук-туке ямы да буераки можно лечь на воде и знать: вот, вода нигде не училась, набегала, сходила, всхлипывала, сочилась, уводила берег в неразличимость никогда себе не лгала - у тебя и это не получилось скоро десятилетье - десятилетье - как мы знакомы. мы отпразднуем это, дай бог, видеозвонком и усмешкой сочувствия. ну, у жанра свои законы. как бы ни было, я люблю, когда ты мне снишься. если сердце есть мышца, то радость, возможно, мышца. здорово узнать, где она, до того, как займёшься пламенем, задымишься.
