Guest
Вот опять соль земли за колючим осела забором, От восьми до пятнадцати весен срока разменяв. Мы с конвойным вдвоём желтоватым бредем коридором. Он глазами затылок мой сверлит, ключами звеня. Память дрогнула вдруг и лягнула под самое сердце. Я ведь только с утра мял губами заплеванный снег. У виска моего индевели армейские берцы, И хрипел мне в плечо, задыхаясь, чужой человек. На казенных портретах вождя очертания Бога. Ретушует народ языками его образа. Мы с конвойным вдвоем к кабинету шагаем не в ногу. И от смрада страны у обоих слезятся глаза. Вождь с портретов блюдит и в уме сам себе рукоплещет, Возлагая к могилам солдат убиенных цветы. А детей, что растут без отцов на плечах хрупких женщин, Он целует в засос в обнажённые их животы. И к виску всей страны приставляя чекистское дуло, Чьих то жён, матерей, заглушая неистовый крик, Он с ухмылкой сухой отвечает: “Она утонула.“ На вопрос, что ему задает иноземный старик
