Guest
“Что говорит ваша совесть?“ Спрашивает Ницше. “Ты должен стать тем, кто ты есть“. Особенно острый вопросительный знак навис над произведениями молодых композиторов, которые были прерваны в момент реализации - Хуана Кришостомо Арриаги, например, Гийома Леке, Лили Буланже или Юлиуса Рубке. Качества, свидетельствующие о гениальности, сильно различаются, но в любом случае, хотя мы и не можем сказать, кем могли бы стать эти вечно молодые люди, нет сомнений, что каждый из них был бы тем, с кем стоило считаться. 22-летний Ройбке приехал в Веймар в 1856 году, будучи начинающим композитором, но при этом выдающимся пианистом, чьи таланты были сразу же оценены Листом, который ввел Ройбке в очаровательный круг блестящей молодежи со всего мира, приезжавшей к нему учиться игре на фортепиано, в группу, в которую входили Ганс фон Бюлов, Карл Таузиг и другие., Ганс фон Бронсарт, Карл Клиндворт и Александр Риттер, если назвать наиболее выдающихся, а также поэт и композитор Питер Корнелиус и композитор Иоахим Рафф. Скерцо и мазурка, написанные Ройбке в студенческие годы, демонстрируют влияние Шопена, Вебера и Мендельсона, усиленное сверхъестественной игрой Ройбке на фортепиано. Но именно пример Листа побудил его взяться за создание самого себя. Соната Листа, написанная в 1853 году, стала настолько банально знакомой, что мы забываем, что это было авангардное произведение, как мы теперь говорим, основной элемент “музыки будущего“, выражаясь языком того времени, то есть музыки, чьи методы и предзнаменования решительно порвали с традициями. прошлое, которое было нелегко понять. Известно, что 20-летний Брамс заснул, когда Лист исполнял ее для него. Но Ройбке понял это сразу, и удивительно, насколько полно он усвоил манеру Листа, четко организованную форму одной части, тематические метаморфозы, виртуозные риторические изыски, эпизоды грандиозного рывка и мгновения, переходящие в напевный лиризм на фоне титанической борьбы, - все это наполняет его фортепианную сонату (1857). Оглядываясь назад, можно сказать, что виртуозная турбулентность Ройбке предстает как борьба зарождающейся личности, хотя и окрыленная привлекательностью незаурядной молодости, запечатленной навечно. Критик Ричард Пол вспоминал, как композитор “играл нам свою сонату... Погруженный в свое творение, Ройбке забыл обо всем на свете, и мы тогда смотрели на его бледный вид, на неестественный блеск его блестящих глаз, слышали его тяжелое дыхание и понимали, какая бессловесная усталость переполняет его после стольких часов волнения - тогда мы подозревали, что он недолго пробудет с нами“.
