Ольга | Блок 3

Можно ли принять это без огово¬рок, что буквальное подражание составляет цель искусства? Если бы это было так, то лучшие произведения были бы плодом рабского подражания. В действительности дело обстоит иначе. Возьмем прежде всего ваяние: слепок дает самый верный и точный отпечаток оригинала; и тем не менее, конечно, хороший слепок не может сравниться с хорошей статуей. С другой стороны, и в другой области, — фотография представляет искусство, воспроизводящее с помощью линий и теней в одной плоскости наиболее точно и безошибочно очертания и формы: предмета. Фотография является, полезным подспорьем для живописи; иногда она получает художественное применение в руках опытных и способных людей, но тем не менее она и не помышляет становиться на одну доску с живописью. В Лувре есть картина Деанера. Он работал с лупой и по четыре года возился с одним портретом, в нарисованных им лицах не забыто ничего: ни неровности кожи, ни едва заметные пятнышки на скулах, ни черные точки, разбросанные по носу, ни голубоватые разветвления микроскопических жилок, извивающихся под верхней кожицей, ни блеск глаз, где отражаются окружающие предметы. Зритель останавливается в изумлении: голова, как живая, — она точно хочет выскочить из рамы; никогда никому не удавалось достичь подобного совершенства; это единственный в своем роде пример терпения. Но в общем какой-нибудь размашистый эскиз ван-Дейка во сто раз могущественнее, и ни в живописи, ни в других искусствах не ценится высоко подобный обман зрения. Второй аргумент в пользу того, что буквальное подражание не есть цель искусства, состоит в том, что некоторые искусства — и прежде всего ваяние — умышленно неточны. Обыкновенно статуя одного цвета — цвета бронзы или мрамора; кроме того, глаза у нее лишены, зрачков, и как-раз это однообразие окраски и смягчение выражения внутренних переживаний завершают ее красоту. Есть раскрашенные и одетые статуи — изображения святых в настоящих монашеских рясах, с желтоватой землистой кожей, как и подобает подвижникам, с окровавленными руками, как у истых мучеников; рядом с ними — мадонны в царственных одеждах и в праздничных уборах, наряженные в лоснящиеся шелковые платья, украшенные диадемами, драгоценными ожерельями, яркими лентами, великолепными кружевами, с румяными лицами и блестящими глазами, со зрачками из тёмно-красного рубина. Этим буквальным, чрезмерным подражанием художник достигает того, что не дает ни малейшего наслаждения и лишь отталкивает от себя, вселяя часто отвращение, а порой даже ужас. Вредит ли это искажение действительности художественному произведению? Ни в коем случае.