Guest
Этой, второй редакцией стихотворения “открывается цикл «Начальная пора», составленный Пастернаком для книги «Поверх барьеров. Стихи разных лет» (М.; Л.: ГИЗ, 1929). [...] Мотив плача/слез и образ весны в «Феврале» Пастернака предстают наследием образа плачущей весны в стихах Блока. Цикл «Фаина» (второй том лирики) завершается стихотворениями 1908 г., из которых предпоследнее оканчивается строчками «И ничего не разрешилось / Весенним ливнем бурных слез», а последнее начинается строчками «Своими горькими слезами / Над нами плакала весна». [...] на первый план выступает поэтологический смысл весеннего дождя. Тынянов писал в 1924: у Пастернака «слово смешалось с ливнем (ливень — любимый образ и ландшафт Пастернака) ». Е.Фарино описал образ ливня у Пастернака и в качестве результата, то есть «состоянья, которым охвачена вся переместившаяся действительность», и в качестве причины поэзии: «“Ливень“ (а шире — вообще 'текучее' состояние) — переходной момент физических проявлений мира к состоянию 'поэтического слова'. Эта связь “дождя“ и 'слова' явственно восходит к мифологическим (в том числе и славянским) представлениям о дожде как о божественном напитке и стихогенном нектаре. Это значит, что “ливень“, “дождь“ — высшая форма бытия, она родственна по своему статусу Логосу (ср. у Пастернака: “грохотом вокабул, / Латынью ливня оглушил“) и одновременно первоначалу Жизни, всего сущего». Приводя отмеченные мотивом дождя тексты Пастернака («Косых картин, летящих ливмя...», «Весна», «Поэзия» и др.), Фарино подчеркивает: «особый статус» субъекта «быть ливнем» в них означает для него являться одновременно и причиной поэзии, и ее результатом как «ритмическим и срифмованным текстом». В рамках эстетики раннего Пастернака трехчленная цепочка «февраль, чернила и слезы» (то есть природа, искусство и человеческая жизнь) по их общему признаку «текучего» состояния выражает принцип интеграции, о которой идет речь в его статье 1914 г. «Вассерманова реакция»: «Лирический деятель, называйте его как хотите, — начало интегрирующее прежде всего. Элементы, которые подвергаются такой интеграции или, лучше, от неё только получают свою жизнь, глубоко в сравнении с нею несущественны». [...] Стихотворение Брюсова «Февраль» строится на правильном чередовании двух основных тем — природы и сердечных волнений. В финале этот принцип перемежающегося изображения миров природной и человеческой жизни реализуется в том, что и новый, третий, элемент композиционного-тематического решения текста предстает как двоичная структура: мир творчества распадается на песню и сопутствующего ей автора. Троичная целостность описания «февраля» у Брюсова — в единстве природы, сердечных переживаний человека и поэзии — и становится основой той модели, которую Пастернак дает в своем «Феврале», делая ее в дальнейшем принципом своей поэтики (вспомним мысль С.Н. Бройтмана о трехчленных цепочках «природа, человек и искусство» у Пастернака). Структурное единство двух текстов приводит к единству оформления поэтологической рефлексии в их финалах: как у Брюсова состоявшаяся «песня» все еще «плывет», так и у Пастернака уже написанные «стихи» все еще не вышли из состояния творчества — они продолжают «слагаться» и в момент собственного завершения.“ (лингвистический анализ: )
