В Путинском концлагере уничтожение инвалидов поставлено на поток

#россиябезпутина Возрастная отбраковка 18 Как государство вынуждает родителей отдавать своих совершеннолетних детей-инвалидов в ПНИ В Путинском концлагере уничтожение инвалидов поставлено на поток. Создается только видимость заботы государства о детях-инвалидах, а совершеннолетние инвалиды оставлены умирать. Вот, что рассказывает учредитель благотворительного фонда «Дом с маяком» Лида Мониава: В 18 лет ребенок-инвалид лишается многого. Например, если у него стоит зонд или гастростома, то есть он может только специализированное питание, стоимость которого в среднем 60 тысяч рублей в месяц. Это спецпитание федеральным законом гарантировано только детям до 18 лет. То же касается лечения редких генетических заболеваний — муковисцидоза, СМА, при которых люди не умирают, если доступны лекарства. Кроме того, значительно усложняется жизнь для родителей тяжелых детей-инвалидов. Если такой ребенок не ходит, не говорит, писать не может, то есть фактически является недееспособным, то, когда ему исполняется 18 лет, его родители должны через суд доказать, что они имеют право быть опекуном. Это очень сложная процедура, и родители ждут совершеннолетия ребенка в страхе, потому что их вовсе могут лишить права жить со своим ребенком и забрать в ПНИ. На самом деле, критерием оценки помощи должно служить состояние человека, а не его возраст, а модель ПНИ, кроме того, что, по сути, антигуманна, она еще и разорительна. Каждый человек в ПНИ по штатному расписанию обеспечивается кухаркой, уборщицей, сиделкой. Это все не нужно было бы, если бы эту помощь отдали в семьи. ДИАНА ЛУСЕНКОВА, ИГРОТЕРАПЕВТ «ДОМА С МАЯКОМ», подтверждает: — Я опекун совершеннолетнего недееспособного Ромы. По сути, он — ребенок, за которым нужен круглосуточный уход. Я получаю 20 тысяч пенсии Ромы, а моя работа опекуна по логике государства ничего не стоит. В день я много чего должна делать — кормить его, гулять, пересаживать из кровати в коляску, менять памперс и умывать. Он не держит ни спину, ни голову. Меня выручает подъемник, который хоспис нам выделил. На нем можно Рому в специальном гамаке пересаживать. У обычных родителей этих возможностей нет. Льгот на квартплату у нас нет, потому что мы снимаем квартиру. У Ромы есть квартира, где он прописан, но жить там невозможно, потому что там нет ни лифта, ни пандуса. Когда Роме исполнилось 18 лет, мне сказали, что для того, чтобы получать бесплатные памперсы, нужно подтвердить, что он нуждается в определенном их количестве. Каком — это, оказывается, должна решать специальная комиссия в поликлинике. Пока я покупаю памперсы на свои деньги. Так проще. Еще докупаю лекарства, которые не выделяет бесплатно поликлиника. До 17 лет Рома жил дома. Сначала с мамой, которая одна тянула 18 лет двоих сыновей-инвалидов. Потом мама умерла от рака, и еще год с мальчиками жила бабушка. И она тоже умерла. А братьев забрали — Рому в детский интернат, его старшего брата Пашу в ПНИ. И Паша умер там через полгода. Этот шекспировский хоррор для огромного большинства детей, уходящих после совершеннолетия из детдомов или семьи в ПНИ, — распространенный и единственно возможный сценарий.