Мы ворвались в концлагерь, Всюду трупы и трупы, Вперемежку с дровами, Штабелями коптят. И с последним дымком, Через черные трубы, В серо-хмурую высь, Чьи-то души летят. А за ржавой колючкой, Сбились те, кто не помер, В рваной лагерной робе, Юные старички. Поднимают лохмотья, Обнажая свой номер, И глядят равнодушно, Их в пол-неба зрачки. “Господин офицер, Вы сестру не тревожьте, Я сегодня смогу Много крови отдать. А когда я умру, Вы на штабель положте, Тот, что третий от края, Там лежит моя мать.“ Закричал вдруг сержант, Автомат поднимая, В небо, плача, стрелял И ругался, и клял. И признался потом, В кружки нам разливая, Что незрячего Бога, Сгоряча расстрелял. Он вернулся домой, Где Урал катит воды, Забывать стал пустые, Тех мальчишек глаза. Ходит в церковь порой, Словно ищет кого-то, То ли где-то в душе, То ли на образах...
Hide player controls
Hide resume playing