Guest
Чем больше я терзаюсь чувством вины и отвращением к себе, тем больше я одержим тщеславием. Чем сильнее я стыжусь себя, тем сильнее гоним жаждой грандиозности. Я стремлюсь к признанию, потому что верю, что это и есть любовь. Верю, что это якобы то, что восполнит меня, исцелит мою изможденную опустошенностью душу. Так мне кажется. Не бывает так, чтобы я не тяготился убежденностью в своей ничтожности и при этом был бы одержим фантазиями о своем величии. Чувство ничтожности обязательно затребует компенсаций в виде жажды признания. И совокупность чувств, рожденных из этого внутреннего конфликта, являет собой тревогу чудовищной амплитуды. Именно эта адская тревога и является в итоге ключевым чувством, неотступно преследующим человека всю жизнь. Это никак не связано с тем, что происходит вовне. Внутри всегда огонь. Всегда нехватка, гонка. Потому что болит не конкретно убежденность в своей никчемности, и не конкретно одержимость величием, а своего рода «дыра» между этими дуальностями болит. Это перманентная маята. Болит двойственность, расщепленность. Если у моей жизни двойное дно, если я всегда двуличный, значит мне больно от того, что меня два?! Стало быть, если я расколот, расщеплен, значит, чтобы мне стать целостным, мне необходимо интегрироваться в единое? Мне нужно интегрировать свой полярный раскол. Если это не работа с дуализмом, то какие у нас могут быть другие пути к Себе?! В ином случае нет конца этому изнуряющему мытарству. И жизнь с этой страшной ношей — не Жизнь, а фарс, изнеможение, неизбывная боль. Нам нужно отправиться к Себе, в Себя, исследовать и интегрировать внутренний раскол о том, каким я себя вижу и как и почему стремлюсь пустить пыль в глаза, произвести фурор, доказать, отстоять, превзойти. Там, внутри этих исследований, есть подлинное умиротворение. Глубинное, тихое, благостное, и такое долгожданное. Именно Там — Жизнь.
