Guest
…Texts in English, French and Russian… \\\ Dear friends! You come here with sadness... I understand you... I also can't stand living in a world where artists have ended. But from now on, things will be different... Today is a significant day. The artist returns to the world. Congratulations to all of us on this great day! Artist! It's time to rise, artist! Get up! ---------- Chers amis! Vous êtes arrivés ici remplis de tristesse… Je vous comprends… Moi non plus je n’arrive pas à vivre dans un monde où les artistes ont disparus. À partir de maintenant, tout va changer… Aujourd’hui est à marquer d’une pierre blanche. L'artiste revient! Bravo à nous tous en ce beau jour! Artiste! Il est grand temps de se lever! Debout! ---------- Добрый день друзья! Вы приходите сюда с грустью… Я вас понимаю… Мне так же невыносимо жить в мире, где закончились художники. Но с этого момента все будет по-другому… Сегодня знаменательный день. В мир возвращается Художник! Поздравляю всех нас с этим великим днём! Художник! Время подниматься, Художник! Вставай! ---------- Forgive me, Vincent. In the very end I could not offer you a helping hand. I did not try to share with you your load Nor line with grass your burned and listless road. I did not try to soothe your weary feet, Unlace your boots, still dusty from the street. I did not wet your cracked lips with dew And failed to take your gun, although I knew. That cypress tree that never is the same, Contorted as a twisted, tortured flame, Your piercing-yellow chrome and Prussian blue... How could I be myself, if not for you? Degrading would it be for words of mine, If I unload your burden from my spine. And that angelic rudeness, which combines, Your paintbrush stroke together with my lines, Will lead us through the pupils of his eyes To starry nights, through which Van Gogh still flies. Arseny Tarkovsky, 1958 ---------- Que Vincent Van Gogh me pardonne: Je n’ai pas sur le secourir; Je n’ai pas étendu sur son chemin brûlé L’herbe devant ses pas, Je n’ai pas dénoué la courroie De ses chaussures poudreuses, Je ne lui ai pas donné à boire Ni ne l’empêchai de se brûler la cervelle. Au-dessus de moi me menaçait Serré comme une flamme, un cyprès. Jaune citron et bleu marine: Sans eux je ne serai pas devenu moi-même; J’aurais humilié mon propre verbe Si j’avais laissé choir ce fardeau. Mais cette rudesse d’ange avec laquelle Il a rapproché son coup de pinceau De ma ligne écrite, vous conduit À travers même ses pupilles Jusqu’aux étoiles où Van Gogh respire. Arséni Tarkovski, 1958 (traduction de Christian Mouze) ------------- Пускай меня простит Винсент Ван-Гог За то, что я помочь ему не мог, За то, что я травы ему под ноги Не постелил на выжженной дороге, За то, что я не развязал шнурков Его крестьянских пыльных башмаков, За то, что в зной не дал ему напиться, Не помешал в больнице застрелиться. Стою себе, а надо мной навис Закрученный, как пламя, кипарис. Лимоннный крон и темно-голубое, — Без них не стал бы я самим собою; Унизил бы я собственную речь, Когда б чужую ношу сбросил с плеч. А эта грубость ангела, с какою Он свой мазок роднит с моей строкою, Ведет и вас через его зрачок Туда, где дышит звездами Ван-Гог. Арсений Тарковский, 1958
